Адам Знаменский был шокирован встречей с братом, к тому же у которого под рукой было восемнадцать боевых вымпелов, но быстро собрался и вида не показал.
— Потому что я поляк, выбор служить Речи Посполитой в этом случае, думаю что очевиден, — ответил Дамиан, пытаясь угадать по выражению лица своего брата, что у того на уме — будет ли он атаковать, пытаясь пробиться к Херсонесу или все-таки его можно будет обмануть.
— Ты действий истинный поляк, брат, потому, как только поляки и еще пара наций до сих пор в век полного смешения народов в результате космической экспансии, по-прежнему держаться за свою кровь, — отмахнулся Адам. — Хотя если поднять статистику тех же самых поляков на военной и гражданской службе в Российской Империи не меньше, чем в твой Речи Посполитой…
— Да, предателей хватает, — зловеще закивал головой Дамиан.
— Не бросайся такими словами, — отреагировал на это контр-адмирал Знаменский. — Война за Венден давно окончена, не нужно ворошить прошлое… Надеюсь, ты пропустишь меня и мои корабли к Херсонесу-9, и мы просто продолжим путь, ничуть не мешая и не доставляя друг другу проблем…
— К моему глубокому сожалению, я не могу пропустить тебя к центральной планете, брат, — печально пожал плечами адмирал-подпоручик Гаевский. — У меня четкий приказ моего командующего — уничтожить твои корабли, не позволив соединиться с дивизиями Северного космофлот московитов…
— Вот это да! — от души рассмеялся Адам Знаменский. — Во-первых, у меня вопрос, ты сам вызвался на это задание? А во-вторых, если да, то каким это образом ты со своими восемнадцатью вымпелами, три четверти из которых являются легкими крейсерами, задумал уничтожить дивизию в два раза превышающую по боевым характеристикам твою хоругвь⁈
— Не нужно кичиться своим преимуществом, которое внезапно может исчезнуть, — холодно улыбнулся Дамиан. — Что же касается твоего первого вопроса, то ответ на него — да, я сам вызвался на операцию, когда узнал, кто возглавляет вражеское подразделение, летящее к Херсонесу…
— Грустно слышать от своего брата такие речи, — вздохнул Адам Знаменский, — никогда бы не подумал, зная вашу семью и много раз, в детстве посещая ваш дом, что вызываю в тебе такое чувство ненависти. Ну да ладно, оставимненужную никому лирику на потом, пусть поступки каждого останутся на его совести каждого. Итак, тебе был отдан приказ меня и мои корабли не допустить к планете или уничтожить? Это важно, Дамиан…
— Приказ — не допустить соединения с космофлотом Поля Дессе, — повторил польский адмирал.
— Хорошо, и каким же образом ты собираешься это сделать? Я имею в виду — остановить меня, — спросил Знаменский в свете неравенства наших дивизий и моего полного в этом противостоянии перевеса…
— Если честно, мне не хотелось бы конфронтации между нами, брат, — неожиданно сменил тон Гаевский. — Но пойми меня правильно, я не могу не выполнить приказа командующего.
— Ты не желаешь конфронтации только потому, что в данный момент у тебя в два раза меньше сил, чем у меня? — усмехнулся контр-адмирал Знаменский. — И когда же ты это понял, когда увидел численность моей дивизии и характеристики ее кораблей?
— Признаюсь, да… Я не знал, что 18-я «линейная» усилена дредноутами первого класса, — ответил Гаевский, тяжело вздыхая и покусывая губу.
— Тогда, может быть и не нужно так ревностно стараться исполнять столь глупые приказы старика Вишневского? — продолжал наш командующий, к своему облегчению увидевший, что Дамиан не решается на противостояние и сейчас находится в смятении. — Мне лично нечего с тобой делить, брат, все, что я хочу — просто пройти к Херсонесу-9, но никак не сражаться с тобой… Однако скажу тебе сразу, я пробьюсь к планете в любом случае, хочешь ты этого или нет. Думаю, что ты прекрасно это понимаешь…
— Что ж, — сдался-таки Дамиан Гаевский, качая головой, — я вижу, чтосейчас шансов на победу у меня нет. Есть желание, но нет достаточных сил, чтобы помешать твоей дивизии проследовать дальше. Именно так я и скажу в свое оправдание перед Вишневским, который не удосужился предоставить мне данных, какое количество русских кораблей передо мной окажется… Поэтому сейчас я прикажу своим кораблям разбить оборонительное построение и пропустить вас…
— Абсолютно правильное решение, — произнес контр-адмирал Знаменский. — Я же в со своей стороны не стану отдавать приказа на атаку твоей хоругви. По крайней мере, сейчас. Это не значит, что мы не встретимся в сражении у Херсонеса, но в данном случае я не хочу твоей гибели, брат…
— Единственное, что я буду обязан сделать, чтобы не попасть под трибунал, — между тем продолжал Гаевский, делая озабоченное лицо, — так это на протяжении всего следования твоей дивизии к центральной планете, идти рядом, якобы пытаясь атаковать и опасными маневрами отсечь твои корабли, в попытках изменить маршрут их следования…
— Этого я запретить не могу, — пожал плечами наш командующий. — Пусть только твои крейсеры не подходят слишком близко к маршевой колонне, иначе мои ребята, находящиеся у главных орудий, могут занервничать и сжечь их, как говорят русские — к чертям собачьим!
— Только для картинки, которую я после предоставлю командующему Вишневскому, — заверил польский адмирал, Знаменского, — параллельно отдавая приказ хоругви — разбить оборонительную «линию» и сформировать из нее два «конуса». — Если с моей стороны в тебя полетят потоки плазмы, не отвечать огнем, это холостые заряды малой мощности для той же самой картинки…
Адмирал-подпоручик Гаевский приказал своим кораблям пропустить дивизию Знаменского, а затем, совершая параллельное движение, продолжил сопровождать русские корабли на протяжении некоторого времени. Так две эскадры, зорко следя друг за другом, двигались достаточно долго, несколько миллионов километров, при это сохраняя между собой безопасную дистанцию.
Нашему адмиралу, конечно же, не нравилось такой соседство, но он держал руку на пульсе, четко следил за каждым мало-мальским маневром противника и знал, что как только поляки попытаются дернуться, то тут же получать по ответку, что мало не покажется. Огневая мощь русской дивизии превосходила хоругвь Гаевского почти в два с половиной раза, силовые поля наших кораблей работали на сто процентов мощности, так что любые провокации противника будут точно пресечены…
Все это время, пока два подразделения шли параллельными курсами, поляки действительно проводили маневрирование со стрельбой «холостыми» в сторону походной колонны русских кораблей. Как и обещал Дамиан Гаевский, ни одного боевого заряда в нашем направлении с его крейсеров выпущено не было. Знаменский лишь улыбался, пытаясь представить, как его братец с помощью липовой видеозаписи якобы попыток остановить русскую дивизию, будет доказывать коронному адмиралу Вишневскому, что сделал в сложившейся обстановке все что мог.
— Ладно, это его проблемы, — пожал плечами наш командующий, поворачиваясь к вахтенному оператору. — Свяжите меня с флагманом польской хоругви…
На вызов тут же ответили.
— Зачем ты разбросал по пути следования зонды-глушилки? — задал вопрос вице-адмирал Знаменский своему брату.
— Какие зонды? — пожал плечами Гаевский.
— Ну, вон же они, — Адам кивнул на карту за своей спиной, на которой в высоком разрешении зиял чернотой «тумана войны» очередной квадрат космического пространства.
— Аааа, — воскликнул поляк, — так это не мои зонды…
— Не понял, — напрягся Знаменский. — А чьи?
— Американские, — злорадно ухмыльнулся адмирал-подпоручик. — Ты думаешь, что Коннор Дэвис и адмирал Вишневский такие недалекие, что пошлют на перехват полнокровной русской «линейной» дивизии маленькую хоругвь? Брат, с тех пор как мы виделись будучи еще детьми, ты ничуть не изменился, все такой же наивный и доверчивый мальчик…
— Что все это значит⁈ — Адам Знаменский вскочил с кресла, подлетая к пульту.
— Прощай… — был короткий ответ его брата…
Сразу после этого разговора «туман войны» рассеялся и на мирно шедшую русскую дивизию внезапно набросились три десятка, крейсеров и линкоров, закованных в нимидийскую броню темно-синего цвета. На флагмане Знаменского неизвестные корабли были идентифицированы как — 1-ая «ударная» дивизия 1-го «ударного» космофлота АСР…